Неточные совпадения
Карл Иваныч подтвердил мои слова, но умолчал о сне. Поговорив еще о погоде, — разговор, в котором приняла участие и Мими, — maman положила на поднос шесть кусочков сахару для некоторых почетных слуг,
встала и подошла к пяльцам, которые стояли
у окна.
Захотел ли он скрыть от самых стен, что
у него происходило на лице, по другой ли какой причине, только он
встал, отстегнул тяжелые занавески
окон и опять бросился на диван.
Ему показалось, что он принял твердое решение, и это несколько успокоило его.
Встал, выпил еще стакан холодной, шипучей воды. Закурил другую папиросу, остановился
у окна. Внизу, по маленькой площади, ограниченной стенами домов, освещенной неяркими пятнами желтых огней, скользили, точно в жидком жире, мелкие темные люди.
— Как они долго, черт их возьми! — пробормотал он, отходя от
окна;
встал у шкафа и, рассматривая книги, снова начал...
Он был сильно пьян, покачивался, руки его действовали неверно, ветка не отрывалась, — тогда он стал вытаскивать саблю из ножен. Самгин
встал со стула, сообразив, что, если воин начнет пилить или рубить лавр… Самгин поспешно шагнул прочь, остановился
у окна.
Он легко, к своему удивлению,
встал на ноги, пошатываясь, держась за стены, пошел прочь от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный домик в четыре
окна все время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся
у себя в кабинете на диване; пред ним стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце в эмалированный таз.
Пушки стреляли не часто, не торопясь и, должно быть, в разных концах города. Паузы между выстрелами были тягостнее самих выстрелов, и хотелось, чтоб стреляли чаще, непрерывней, не мучили бы людей, которые ждут конца. Самгин, уставая, садился к столу, пил чай, неприятно теплый, ходил по комнате, потом снова
вставал на дежурство
у окна. Как-то вдруг в комнату точно с потолка упала Любаша Сомова, и тревожно, возмущенно зазвучал ее голос, посыпались путаные слова...
У обрыва Марк исчез в кустах, а Райский поехал к губернатору и воротился от него часу во втором ночи. Хотя он поздно лег, но
встал рано, чтобы передать Вере о случившемся.
Окна ее были плотно закрыты занавесками.
— А еще — вы следите за мной исподтишка: вы раньше всех
встаете и ждете моего пробуждения, когда я отдерну
у себя занавеску, открою
окно. Потом, только лишь я перехожу к бабушке, вы избираете другой пункт наблюдения и следите, куда я пойду, какую дорожку выберу в саду, где сяду, какую книгу читаю, знаете каждое слово, какое кому скажу… Потом встречаетесь со мною…
Встал наконец и пошел-с — вижу налево
окно в сад
у них отперто, я и еще шагнул налево-то-с, чтобы прислушаться, живы ли они там сидят или нет, и слышу, что барин мечется и охает, стало быть, жив-с.
На другое утро (я уже проснулся, но еще не
вставал) стук палки раздался
у меня под
окном, и голос, который я тотчас признал за голос Гагина, запел...
У окна сидел, развалясь, какой-то «друг дома», лакей или дежурный чиновник. Он
встал, когда я взошел, вглядываясь в его лицо, я узнал его, мне эту противную фигуру показывали в театре, это был один из главных уличных шпионов, помнится, по фамилии Фабр. Он спросил меня...
Печально сидел Вадим
у окна, потом
встал, взял шляпу и сказал, что хочет пройтиться.
Дети
встали спозаранку и стоят
у окон в праздничных казакинчиках и белых панталонцах.
— Это были вы! — повторил он наконец чуть не шепотом, но с чрезвычайным убеждением. — Вы приходили ко мне и сидели молча
у меня на стуле,
у окна, целый час; больше; в первом и во втором часу пополуночи; вы потом
встали и ушли в третьем часу… Это были вы, вы! Зачем вы пугали меня, зачем вы приходили мучить меня, — не понимаю, но это были вы!
Она
встала и, не умываясь, не молясь богу, начала прибирать комнату. В кухне на глаза ей попалась палка с куском кумача, она неприязненно взяла ее в руки и хотела сунуть под печку, но, вздохнув, сняла с нее обрывок знамени, тщательно сложила красный лоскут и спрятала его в карман, а палку переломила о колено и бросила на шесток. Потом вымыла
окна и пол холодной водой, поставила самовар, оделась. Села в кухне
у окна, и снова перед нею
встал вопрос...
Людмила
встала, отошла к
окну, открыла его. Через минуту они все трое стояли
у окна, тесно прижимаясь друг к другу, и смотрели в сумрачное лицо осенней ночи. Над черными вершинами деревьев сверкали звезды, бесконечно углубляя даль небес…
Когда она вышла на улицу и услыхала в воздухе гул людских голосов, тревожный, ожидающий, когда увидала везде в
окнах домов и
у ворот группы людей, провожавшие ее сына и Андрея любопытными взглядами, — в глазах
у нее
встало туманное пятно и заколыхалось, меняя цвета, то прозрачно-зеленое, то мутно-серое.
В
окно, весело играя, заглядывал юный солнечный луч, она подставила ему руку, и когда он, светлый, лег на кожу ее руки, другой рукой она тихо погладила его, улыбаясь задумчиво и ласково. Потом
встала, сняла трубу с самовара, стараясь не шуметь, умылась и начала молиться, истово крестясь и безмолвно двигая губами. Лицо
у нее светлело, а правая бровь то медленно поднималась кверху, то вдруг опускалась…
Вдруг на площадь галопом прискакал урядник, осадил рыжую лошадь
у крыльца волости и, размахивая в воздухе нагайкой, закричал на мужика — крики толкались в стекла
окна, но слов не было слышно. Мужик
встал, протянул руку, указывая вдаль, урядник прыгнул на землю, зашатался на ногах, бросил мужику повод, хватаясь руками за перила, тяжело поднялся на крыльцо и исчез в дверях волости…
Я только один раз был
у него летом, кажется, в мае месяце. Он, по обыкновению, лежал на диване;
окна были открыты, была теплая ночь, а он в меховой шапке читал гранки. Руки никогда не подавал и, кто бы ни пришел, не
вставал с дивана.
— Сначала я ее, — продолжала она, — и не рассмотрела хорошенько, когда отдавала им квартиру; но вчера поутру, так, будто гуляя по тротуару, я стала ходить мимо их
окон, и вижу: в одной комнате сидит адмиральша, а в другой дочь, которая, вероятно, только что
встала с постели и стоит недалеко от
окна в одной еще рубашечке, совершенно распущенной, — и что это за красота
у ней личико и турнюр весь — чудо что такое!
Сухонький и легкий, дед
встал с пола, сел рядом со мною, ловко вырвал папиросу
у меня, бросил ее за
окно и сказал испуганным голосом...
Эта тяжелая и совершенно неожиданная сцена взволновала всех при ней присутствовавших, кроме одного Препотенского. Учитель оставался совершенно спокойным и ел с не покидавшим его никогда аппетитом. Серболова
встала из-за стола и вышла вслед за убежавшей старушкой. Дарьянов видел, как просвирня обняла Александру Ивановну. Он поднялся и затворил дверь в комнату, где были женщины, а сам стал
у окна.
Вчера только вписал я мои нотатки о моих скорбях и недовольствах, а сегодня,
встав рано, сел
у окна и, размышляя о делах своих, и о прошедшем своем, и о будущем, глядел на раскрытую пред
окном моим бакшу полунищего Пизонского.
Все
встали и по очереди за руку поздоровались с ним. Иван Матвеевич пригласил его на тахту, но он, поблагодарив, сел на стул
у окна. Молчание, воцарившееся при его входе, очевидно, нисколько не смущало его. Он внимательно оглядел все лица и остановил равнодушный взгляд на столе с самоваром и закусками. Бойкий офицер Петроковский, в первый раз видевший Хаджи-Мурата, через переводчика спросил его, понравился ли ему Тифлис.
Когда он вошел в гостиную, приглашенные к столу, человек тридцать, сидевшие около княгини Елизаветы Ксаверьевны и стоявшие группами
у окон,
встали, повернулись лицом к вошедшему.
Пока он перечислял всё это, читая, как дьячок поминание, женщина бесшумно
встала, отошла в сумрак комнаты и остановилась там
у окна.
…Он простоял
у окна вплоть до времени, когда все в доме
встали, спешно умылся, оделся, пошёл в кухню, отворил дверь и
встал на пороге. Сидя за столом, Маркуша держал Борю меж колен, говоря ему...
Кожемякин
встал на ноги; ему казалось, что все чего-то ждут: из
окна торчало жёлтое лицо кухарки, удлинённое зобом; поставив фонарь к ногам, стоял в светлом круге Фока, а
у стены — Шакир, точно гвоздями пришитый.
— Палок! — закричал он своим густым голосом. — Тревога! Чеченцы пришли! Иван! Самовар барину ставь. А ты
вставай! Живо! — кричал старик. — Так-то
у нас, добрый человек! Вот уж и девки
встали. В
окно глянь-ка, глянь-ка, за водой идет, а ты спишь.
На днях стою
у окна и вижу, что напротив, через улицу, в растворенном
окне,
вставши на подоконник и подоткнув платье, старушка перетирает стекла под зимние рамы. Беру бинокль, вглядываюсь и кого ж узнаю — Федосьюшку!
Наконец она
встает; чай, кофе, все это для нее готово, она кушает, разоделась отличнейшим манером и села с книжкой
у окна дожидаться мужа.
Почти до рассвета он сидел
у окна; ему казалось, что его тело морщится и стягивается внутрь, точно резиновый мяч, из которого выходит воздух. Внутри неотвязно сосала сердце тоска, извне давила тьма, полная каких-то подстерегающих лиц, и среди них, точно красный шар, стояло зловещее лицо Саши. Климков сжимался, гнулся. Наконец осторожно
встал, подошёл к постели и бесшумно спрятался под одеяло.
И, наконец, уж он велик и говорит ей: «Ты, Анна Денман, ты была нужна мне; ты была моей силой;
у нас теперь есть дом, и в палисадник
окна, и с нами будет мать твоя, и бабушка, и Ида…» И вновь толчок: проснулась бабушка, и
встала с кресла, и пошла, и прокляла ее…
— Я тебе говорю. Такие
у нас барчуки необнаковенные! Особенно Давыдка этот… как есть иезоп [Иезоп — бранное слово, произведенное от имени древнегреческого баснописца Эзопа.]. На самой на зорьке
встал я, да и подхожу этак к
окну… Гляжу: что за притча? Идут наши два голубчика по саду, несут эти самые часы, под яблонькой яму вырыли — да туда их, словно младенца какого! И землю потом заровняли, ей-богу, такие беспутные!
И вот, когда наступила ночь и луна поднялась над Силоамом, перемешав синюю белизну его домов с черной синевой теней и с матовой зеленью деревьев,
встала Суламифь с своего бедного ложа из козьей шерсти и прислушалась. Все было тихо в доме. Сестра ровно дышала
у стены, на полу. Только снаружи, в придорожных кустах, сухо и страстно кричали цикады, и кровь толчками шумела в ушах. Решетка
окна, вырисованная лунным светом, четко и косо лежала на полу.
Я
встал со стула при входе ее в комнату: она бросила на меня быстрый неровный взгляд и, опустив свои черные ресницы, села близ
окна, «как Татьяна» (пушкинский Онегин был тогда
у каждого из нас в свежей памяти).
Савелий, привыкший рано
вставать, давно уже сидел, одевшись,
у окна.
Она в это время точно сидела с братом
у окна; но, увидев, что ее супруг перенес свое внимание от лошади к горничной,
встала и пересела на диван, приглашая то же сделать и Павла, но он видел все… и тотчас же отошел от
окна и взглянул на сестру: лицо ее горело, ей было стыдно за мужа; но оба они не сказали ни слова.
Когда мы пришли к Арине Семеновне, она, конечно, захлопотала о приготовлении угощения нам.
У нее, впрочем, были уж в гостях две попадьи и дьяконица, которые нам церемонно поклонились. Барышни, чтоб не уронить своего достоинства, сели на диван, а я, признаться, чтоб избегнуть разговора с ними, нарочно поместился
у окна: но вдруг, к ужасу моему, старшая, Нимфодора,
встала и села около меня.
Надина кокетливо ему улыбнулась и
встала у него за стулом. Лидия Николаевна села на дальний стул; я не вышел из гостиной, а
встал у косяка, так что видел Лидию Николаевну, а она меня нет. Курдюмов запел: «Зачем сидишь ты до полночи
у растворенного
окна!» Он действительно имел довольно сильный и приятный баритон, хорошую методу и некоторую страстность, но в то же время в его пении недоставало ощутительно того, чего так много было в игре Леонида, — задушевности!
Часть столовой — скучный угол со старинными часами на стене. Солидный буфет и большой стол, уходящий наполовину за пределы сцены. Широкая арка, занавешенная тёмной драпировкой, отделяет столовую от гостиной; гостиная глубже столовой, тесно заставлена старой мебелью. В правом углу горит небольшая электрическая лампа; под нею на кушетке Вера с книгой в руках. Между стульев ходит Пётр, точно ищет чего-то. В глубине
у окна Любовь, она
встала коленями на стул, держится за спинку и смотрит в
окно.
Граф даже не считал своего выигрыша, а тотчас по окончании игры
встал и подошел к
окну,
у которого Лиза устанавливала закуску и выкладывала на тарелку грибки из банки к ужину, и совершенно спокойно и просто сделал то, чего весь вечер так желал и не мог сделать корнет — вступил с ней в разговор о погоде.
Тихон Павлович
встал, подошёл к
окну и сел в глубокое кожаное кресло, недавно купленное им за два рубля
у разорившейся соседки, старушки-помещицы. Когда холодная кожа прикоснулась к его телу, он вздрогнул и оглянулся.
Губернатор давно закончил прием, собирается ехать к себе на дачу и ждет чиновника особых поручений Козлова, который поехал кое за какими покупками для губернаторши. Он сидит в кабинете за бумагами, но не работает и думает. Потом
встает и, заложив руки в карманы черных с красными лампасами штанов, закинув седую голову назад, ходит по комнате крупными, твердыми, военными шагами. Останавливается
у окна и, слегка растопырив большие, толстые пальцы, внушительно и громко говорит...
Все пришло в движение: учитель стремглав бросился из дверей, чтоб встретить его внизу,
у крыльца; гости
встали с мест своих, и даже Алеша на минуту забыл о своей курочке и подошел к
окну, чтоб посмотреть, как рыцарь будет слезать с ретивого коня. Но ему не удалось увидеть его, ибо он успел уже войти в дом.
У крыльца же вместо ретивого коня стояли обыкновенные извозчичьи сани. Алеша очень этому удивился! «Если бы я был рыцарь, — подумал он, — то никогда бы не ездил на извозчике, а всегда верхом!»
Прошло еще несколько мгновений. Он глянул вскользь из-за листа «Ведомостей». Она сидела
у окна, отвернувшись, и казалась бледной. Он, наконец, собрался с духом,
встал, подошел к ней и опустился на стул возле нее…
Чертики в
окне и страхобесие
у двери не повторились. Что это было? Простая замена, оттого что сам не мог прийти, — или искус, испытание взрослости и верности: променяю ли я, пятилетняя, его, настоящего и единственного, на то вербное множество? То есть,
встав спиной к пустой — им — кровати, не стану ли попросту — играть?
Военный согласился: он
встал, постоял
у одного
окна, потом
у другого и, наконец, подошел к нигилисту и попросил закурить от его сигары.